Духовное сознание.
Двадцать первое правило первой части «Света на пути», относящееся непосредственно к тому самому, что имелось в виду предыдущими правилами, гласит следующее:
- Ожидай расцвета цветка в тишине, наступающей после бури – не раньше.
Он будет расти, тянуться кверху, пустит побеги, даст листья и почки, пока бушует буря и длится битва. Но пока вся индивидуальность человека не растворится и не растает; пока ею не овладеет частица Божества, создавшая её лишь как средство для важных испытаний и переживаний; пока вся природа человека не покорится его высшему «Я» – цветок не может распуститься. Только тогда наступит затишье, подобное тому, какое бывает в тропических странах после ливня, когда природа работает с такой быстротой, что можно наблюдать её деятельность. Такое же затишье наступит и для встревоженного духа. И в глубокой тишине совершится таинственное событие, свидетельствующее о том, что путь найден. Называй это каким угодно именем. Это – голос, говорящий там, где всё молчит, это – вестник, не имеющий ни очертаний, ни вещественной сущности, или это цветок распустившейся души. Впрочем, этого нельзя описать никакими сравнениями. Но это можно чувствовать, искать, желать среди яростной бури. Затишье может длиться только один миг или продолжаться целое тысячелетие. Но оно кончится. И все же сила этого молчания останется с тобой. И снова, и снова придётся сражаться и побеждать. Лишь временно может затихнуть природа.
Цветок, расцветающий в тишине, наступающей после бури (и только при этих условиях), есть цветок духовного сознания, к сознанию которого стремилось растение жизни. Ради него проросло духовное семя и пустило корни, ради него росток пробился через почву материального бытия в высшие области, ради него распускался листок за листком, сбрасывая один покров за другим, пока, наконец, не появился едва заметный зачаток цветка духа и не начался настоящий духовный рост. Появление этого зачатка духовного сознания – первые лучи озарения – отмечает самый критический период в развитии души. И, как утверждает наше маленькое руководство, просветление наступает только после бури, только после того, как тишина сменила порывы ветра, грохот и треск грома, и все ужасы грозы. В тихом, спокойном периоде, следующем за бурей, душу ждут великие события. Помни это, о, душа, среди великой бури духовных тревог, сметающей все старые вехи, вырывающей всё, в чём ты находила опору, и заставляющей тебя воображать, что всё снесено, кроме тебя, и что ты осталась одна без всякого утешения и поддержки. Ибо именно в этот миг духовного отчаяния, когда всё отнято от тебя, нисходит к тебе несказанный мир, который никогда тебя не покинет и ради которого стоит перенести тысячи бурь. Время простой слепой веры прошло для тебя – наступает время знания.
Очень трудно говорить о высших духовных переживаниях словами, приноровленными к низшей области сознания. Эмерсон, испытавший то состояние сознания, о котором идёт речь, говорит: «Слова всякого человека, говорящего о переживаемом им в духовном мире, должны казаться лишь пустым звуком для тех, кто сам не пребывает в той же области мысли. Я не дерзаю говорить об этом. Мои слова не могут выразить всё величие жизни духа, они слишком холодны и недостаточны. Только дух может вдохновлять того, кого он сам избирает своим глашатаем. Но всё-таки я желал бы, даже и обыденными словами, за неимением священных, дать хотя бы слабое представление о небесной обители этого божества и поделиться сбережёнными мною проблесками мысли, раскрывшими мне изумительную простоту и мощь мирового закона». Это скорее должно чувствоваться, чем быть понято разумом. И всё-таки наш интеллект отчасти может постичь это в том случае, если духовное озарение возносит его в более высокие области.
Зная лежащую перед нами задачу, рука, пишущая эти слова, начинает дрожать. Попытка выразить простыми словами эти переживания высшей жизни кажется тщетной и нелепой, и всё-таки мы, по-видимому, призваны сделать эту попытку. Пусть будет так. На нас возложена эта задача, и мы не должны уклоняться от неё.
В «Основах миросозерцания индийских йогов» мы говорили о трояком проявлении человеческого ума – о трёх его началах: инстинктивном уме, рассудке и духовном разуме. Мы советуем ещё раз перечитать главы, трактующие об этом предмете, уделяя особое внимание тому, что мы говорили о шестом начале – о духовном разуме. Духовное просветление – тот цветок, который расцветает в тишине, наступающей после бури – происходит от этой именно части нашей природы. Но сначала рассмотрим, что подразумевается под «бурей», предшествующей расцвету цветка.
Человек проходит через высокие ступени инстинктивного разума и достигает плоскости рассудка. Человек, живущий жизнью инстинкта, даже на высших ступенях его, где он переходит уже в низшие проявления интеллекта, не занят разрешением проблем жизни, загадки бытия. Он даже не сознаёт, что такие проблемы, или загадки, существуют. Его жизнь протекает сравнительно спокойно, так как его заботы связаны только с миром вещественным. Пока его телесные потребности удовлетворяются, ему нет никакого дела до остального. Он находится в младенческой стадии человеческого развития. Но по прошествии некоторого времени он начинает испытывать беспокойство в иной области. Его пробудившийся рассудок более не допускает прежнего некритического отношения к явлениям окружающего мира. Постоянно возникают новые вопросы, требующие ответа. Его начинает беспокоить вечное «почему» его души. Толстой выразил это чрезвычайно ярко в следующих своих словах: «Как только разумная часть нашей личности берёт в свои руки управление, так сейчас же нам открываются новые миры, и желаний становится в тысячу раз больше прежнего. Они делаются столь же бесчисленными, как радиусы круга; и ум с любовью и заботой принимается сначала лелеять, а потом удовлетворять эти желания, думая, что можно таким образом найти счастье». Но в этом состоянии нельзя найти постоянного счастья. Что-то наполняет душу беспрерывно растущим беспокойством и манит вперёд всё к более и более высоким полётам. Рассудок, не будучи в состоянии представить что-нибудь выше себя, борется с этими стремлениями, как с чем-то недостойным, считая их как бы остатками прежних суеверий и легковерности. И так он силится и силится разрешить великие проблемы, стремясь к тому миру и спокойствию, который, как он предчувствует, ждёт его. Он и не подозревает того, что его единственное освобождение лежит в развитии чего-то высшего, чем он сам, которое даст ему возможность сделаться более тонким орудием познания истины.
Многие, читающие эти строки, узнают по этому описанию то состояние ужасного умственного беспокойства – духовных родов – когда наш рассудок признаёт себя неспособным к решению великих вопросов, требующих от него ответа. Мы бьёмся о прутья наших умственных клеток или кружимся, подобно белке в колесе, оставаясь всё на том же месте, где были вначале. Мы находимся в самом разгаре умственной бури, которая свирепствует вокруг и около нас. Ветер рвёт наши одеяния, предоставляя нас на произвол стихии. Мы видим, как из нашего поля зрения сметается всё, что казалось таким прочным и постоянным, и в чём нам так удобно было искать опору. Всё кажется нам утраченным, и мы приходим в отчаяние. Спокойствие и чувство душевной удовлетворённости покидают нас, буря гонит нас из стороны в сторону, и мы не знаем, чем всё это кончится. Единственная наша надежда заключается в том уповании и вере в Невидимую Десницу, которые побудили Ньюмана начертать приводимые ниже прекрасные слова. Они находят отклик в тысячах людей, которые, хотя им и чуждо принимаемое Ньюманом истолкование истины, всё же его братья по духу и потому понимают эти его слова:
«О, кроткий свет среди царящей мглы,
Веди меня.
Хоть ночь темна, хоть и далёк мой дом,
Веди меня.
Стопы направь. Я не молю, чтоб даль
Открылась мне. О, лишь на шаг подвинь.
Веди меня».
В должное время появляется – и это бывает всегда в надлежащее время – слабый проблеск света, пронизывающий тучи и освещающий у самых ног застигнутого бурей путника новую тропу. Только ближайший шаг виден страннику; он делает несколько шагов вперёд и вскоре попадает в новую страну. Один писатель говорит по этому поводу: «Скоро он проникается сознанием, что вступил в новый и неведомый край, что он переступил границу новой страны. Очутившись в чуждой ему области, где нет знакомых ему вех, он не узнаёт открывающегося перед ним вида. Он понимает, что большое пространство отделяет его от друзей, которых он оставил у подошвы горы. Он громко призывает их последовать за собой, но они едва ли могут слышать его, и, по-видимому, боятся за его безопасность. Они машут ему руками и манят вернуться назад. Они боятся следовать за ним и приходят в отчаяние, думая, что он находится в опасности. Но он словно чувствует новый прилив бодрости, и какой-то непонятный внутренний импульс толкает его идти всё дальше и дальше вперёд. Он не знает конечной точки своего странствования, но буйная радость овладевает им, и он продолжает устремляться вперёд».
Свет, проливаемый духовным сознанием, ведёт странника по пути достижения совершенства, если у него хватает мужества следовать за этим светом. Свет духа является всегда надёжным путеводителем, но очень немногие из нас проникнуты тем доверием, которое позволяет нам принять его. Первые квакеры знали об этом внутреннем свете и доверялись ему, но их потомки сохранили только слабое мерцание того, что когда-то было ярким светом. Его лучи могут быть замечены всеми, кто подготовлен к этому и кто ждёт с надеждой и доверием того дня, когда он их узрит. Знайте, что этот внутренний свет вовсе не исключительное достояние народов Востока. Они только уделяли больше внимания этому предмету, чем западные народы, но такое просветление – удел всего человечества. Примеры его наблюдались во все времена, у всех народов. И все сообщения об этих переживаниях сходны между собой в главных чертах, хотя истолкование даётся им весьма различное.
Первым указанием появления духовного сознания служит пробуждающееся сознание реальности своего «Я», непосредственное ощущение реального существования души. Когда человек начинает чувствовать что он сам и есть душа, а не то, что он обладает чем-то удивительным, называемым «душой», о которой он в действительности ничего не знает – тогда про него можно сказать, что он приближается к первым ступеням духовного сознания, или даже находится на его периферии.
Существуют две главные стадии этого расцвета цветка духовности, хотя они обыкновенно переходят одна в другую. Первая есть яркое, вполне отчетливое переживание акта самосознания, то есть сознания «я есмь». Вторая же есть достижение космического сознания. Мы постараемся хотя бы весьма несовершенно, в грубых чертах, дать представление об этих двух стадиях, хотя и сознаём, что людям, не переживающим ни того, ни другого состояния сознания, наши слова могут показаться лишёнными смысла. Осознание реальности своего «Я» можно сравнить с бутоном цветка, если цветком считать космическое сознание. Многие из тех, кто ещё не испытал этого ясного осознания своего «я», могут думать, что оно ни что иное, как интеллектуальное понятие о «Я», или, может быть, вера в реальность души, полученная путём религиозного воспитания. А между тем это нечто совершенно иное. Это более чем простое рассудочное понятие или простая, слепая вера на слово, основанная на авторитете другого лица – и более чем вера в Божественное обетование бессмертия. Это особое состояние сознания; это знание того, что человек и есть ни что иное, как душа; непосредственное ощущение того, что я духовное, бессмертное существо. На этом, дорогие друзья, мы должны остановиться за недостатком слов, пригодных для описания такого психического состояния. Человечество, не умудрённое в этом отношении опытом, не придумало нужных для этого слов. В санскрите встречаются некоторые слова, которые были внесены в язык древними йогами и которые, по крайней мере, могут быть поняты образованными индусами, но наши западные языки не содержат в себе слов, соответствующих их значению. Мы можем только пытаться дать понятие об этом состоянии сознания путём весьма несовершенных объяснений. Нельзя описать любовь, симпатию, или другое подобное чувство людям, которые их не испытали. Точно то же можно сказать и о сознании «я есмь». Оно появляется в душе, уже достаточно просветлённой для восприятия лучей познания от духовного разума, и тогда эта душа просто знает – вот и всё. Она имеет действительное духовное знание того, что она есть бессмертная сущность, но она не может это объяснить другим и даже обыкновенно не в силах рассудочно объяснить это самой себе. Она просто только знает. И это знание не зависит от мнения, или рассуждения, или веры, или надежды, или слепого верования. Это – сознание. И подобно всякой другой форме сознания, его очень трудно объяснить тому, кто не испытал его. Представьте себе, что получилось бы, если бы вы пожелали объяснить слепорожденному, что такое свет, или тому, кто никогда не отведывал сладкого, что такое сахар, или объяснить, что такое холод, жителю тропической страны, не знающему этого ощущения. Точно так же мы не можем объяснить нашего духовного опыта тем, кто его не испытал сам – факт, хорошо известный тем, кто когда-либо испытал то, что называется «религиозными» переживаниями. Мы знаем случай появления такого сознания у человека, жившего в обществе, где, по-видимому, не было никого, стоящего на равной ему ступени духовного развития. Это был деловой человек недюжинных способностей, вращавшийся в среде людей, совершенно чуждых всякой духовности. Он почувствовал прилив света в своей душе. Уверенность в его духовном бытии запечатлелась в его сознании, и это его очень расстроило и обеспокоило. Он увидел в этом признак наступающего сумасшествия и надеялся, что такое состояние скоро пройдёт, хотя оно и давало ему величайшее счастье. Но оно не проходило, и дошло до того, что он стал готовиться к передаче своих дел в другие руки, опасаясь, что он утратил душевное равновесие, так как он никогда раньше не слышал о чём-либо подобном. И вот, однажды, ему попалась в руки книга, в которой автор выражал такие мысли, которые могли возникнуть только у человека, испытавшего подобное же состояние. Он признал в выражениях автора слова духа, знакомые и ему. Хотя для кого-нибудь другого слова эти были бы непонятны. И, подняв руки к небу, громко воскликнул: «Слава Богу, нашёлся ещё другой такой же помешанный, как я, человек».
Интуитивное сознание реальности существования своего «я» встречается у гораздо большего числа людей, чем это принято думать, но те, кто обладают этим сознанием, обыкновенно не говорят об этом ничего из боязни, что их друзья, родственники и соседи будут смотреть на них, как на ненормальных и психически больных людей. И, действительно, не всегда бывает благоразумно рассказывать о своих переживаниях другим людям. Потому что те, кто не достиг той же ступени развития сознания, не могут понять этого состояния и, видя в другом то, что недоступно их пониманию, бывают склонны считать его ненормальным. Очень странно и забавно то, что мир состоит из людей, претендующих на веру в то, что всякий человек есть бессмертная душа (или, как принято выражаться, «имеет» бессмертную душу), и в то же время эти же люди считают ненормальным человеком того, кто утверждает, что он фактически знает это своё бессмертное «Я». Вера большинства человечества очень хрупка и неглубока, и люди, якобы верующие в бессмертие, так же или даже 6олее боятся смерти, чем те, кто думает, что со смертью для нас кончается всё. Они отвергают все свидетельства о существовании других плоскостей бытия, относясь к тем, кто говорит о них и верит в них, как к обманщикам, или сумасшедшим. Они живут и действуют, как будто для них все заключается в этой земной жизни, несмотря на все их притязания на религиозность и на исповедуемые ими верования. Они наполовину верят некоторым учениям. Но у них нет истинного знания, и они отрицают, что кто-нибудь иной может обладать тем, чего им не хватает. Но, для тех, в поле сознания которых уже проникли некоторые лучи истины духовного разума, существование бессмертного «Я» является уже не простым верованием, а подлинной действительностью, и, хотя такие люди, по-видимому, и разделяют верования окружающих, они все-таки становятся совершенно отличными от них существами. Окружающие замечают происшедшую в таком человеке перемену, как бы спокойно он ни держал себя. Хотя они и не могут объяснить себе, в чём именно состоит эта перемена, но они чувствуют, что происходит что-то особенное. Не следует воображать, что это пробуждающееся сознание появляется сразу в душе человека во всей своей полноте. Иногда, действительно, бывает так, но в большинстве случаев это пробуждение идёт очень медленно. Но, как только оно начинается, человек уже становится иным, чем был раньше. Он, по-видимому, может утратить своё полное сознание истины, но оно будет снова и снова возвращаться к нему и всё время постепенно перерабатывать его природу, причём происшедшая в нём психическая перемена будет выражаться в его поступках. Он сделается более жизнерадостным и счастливым. То, что доставляет огорчения его ближним, по-видимому, его едва затрагивает. Ему становится трудным выражать приличествующее случаю горе и сожаление о том, что ложится таким тяжёлым бременем на окружающих. О нём может даже составиться мнение, как о бесчувственном и бессердечном человеке, несмотря на то, что сердце его переполнено любовью и состраданием. Его умонастроение – точка зрения его на окружающее – претерпели как бы некоторый сдвиг. Он чувствует, что потерял страх, а окружающие готовы считать его беспечным или безрассудным. Время теряет для него своё значение, потому что он проникся идеей вечности. Расстояние тоже перестаёт страшить его: разве всё пространство не принадлежит ему? Такому человеку гораздо лучше молчать, а то он может быть уверен, что его знакомые будут считать его «чудаком» и многозначительно похлопывать себя по лбу, говоря, что «у него тут не всё в порядке» (конечно, это будет делаться за его спиной).
Существует ещё одна особенность в этой фазе духовного сознания, а именно, что тот, кто обладает этим сознанием, может распознавать его язык во всех творениях других людей. В произведениях старинных и даже некоторых новейших писателей, там, где другие восхищаются только прекрасным слогом, он будет как бы прислушиваться к задушевной речи брата своего по духу. Некоторые писатели, обладающее в слабой степени духовным прозрением, могут впадать в такое «настроение», при котором духовный разум искусно сообщает надлежащую форму выражения мысли низшему умственному началу. Результатом этого является то, что «духовный смысл написанного автором легко схватывается теми, кто подготовлен к этому, хотя бы сам автор и не вполне понимал то, что он пишет. Слова Духа слышит Дух.
Вы, читающие эти слова, если вы уже достигли известной ступени духовного сознания, мужайтесь. Пусть одиночество не угнетает вас. Тысячи ваших братьев и сестёр сопричастны этому великому постижению, и их мысль будет искать вашу, и они окажут друг на друга благотворное влияние. Не говорите ничего окружающим вас, если считаете это нужным, но раскройте свою душу той симпатии и содействию, которые притекут к вам по руслам потоков мысли. Ваша мысль привлечет к себе подобные же мысли других людей, стоящих на той же ступени сознания, их же мысль привлечёт к себе вашу. В книгах, писаниях, картинах вы найдёте слова, которые написаны для вас и вам подобных. Перечитайте старинные сочинения и вы увидите, что они предстанут перед вами совсем в новом свете теперь, когда вы стали понимать. Читайте Библию, читайте Шекспира, читайте поэтов и философов, и вы скоро заметите, что все эти писатели – ваши братья по духу. Тёмные места сделаются понятными для вас. Вы теперь уже не в одиночестве – вы член большой и всё растущей семьи.
Но, с другой стороны, не будьте слишком высокого мнения о своём духовном развитии. Вы ещё только стоите на пороге обширного чертога великих тайн. В чертоге этом есть много ступеней, и вас ждёт ещё посвящение, лишь пройдя через которое вы можете двинуться вперед.
Прежде, чем перейти к ознакомлению со следующей ступенью развития цветка, нашим читателям, может быть, будет интересно выслушать описание одного своеобразного переживания, встретившегося у великого современного писателя Редьярда Киплинга (знающего гораздо более того, что он сообщает своим читателям англичанам и американцам) в его рассказах из индийской жизни, под заглавием «Ким». Многие читают этот рассказ и не видят в нём ничего особенного; но те, у кого были проблески духовного сознания, легко поймут смысл его. Вот этот отрывок:
«Теперь я один, совершенно один» – подумал он. – «Во всей Индии нет никого такого одинокого, как я. Если я умру сегодня, кто будет сообщать об этом и кому? Если же я, Бог милостив, проживу ещё, то моя голова будет оценена, потому что я сын чар, я Ким.
Очень немногие европейцы, но очень многие азиаты могут привести себя в состояние как бы экстатического изумления, многократно повторяя своё собственное имя, чтобы дать свободу уму для размышления над так называемой личной тождественностью…
Кто такой Ким – Ким – Ким?
Он сидел на корточках в углу шумной приёмной, отторгнутый от всех остальных мыслей; его руки были сложены на коленях, а зрачки сузились до величины булавочной головки. Был момент, продолжавшийся полсекунды, когда он почувствовал себя близким к разрешению этой изумительной загадки, но вдруг, как это всегда бывает, его ум пал с этих высот, подобно подстреленной птице, и, проведя рукой по глазам, он покачал головой.
Длинноволосый индусский «байраджи» (святой человек), только что купивший билет, остановился перед ним и стал пристально всматриваться в него.
– Я тоже потерял это, – сказал он грустно. – Это одни из врат пути, и для меня они были закрыты в течение многих лет.
– Что значат твои слова? – спросил Ким в изумлении.
– Ты изумлялся духом своим, пытаясь познать, что такое твоя душа… Я знаю. Кому же и знать, как не мне».
Поэт Теннисон, по свидетельству его близких друзей, по временам приводил себя в экстатическое настроение, сопряжённое с известной степенью духовного просветления. Для этого он пользовался способом, сходным с тем, к которому прибегнул Ким. Он всё повторял своё имя, размышляя при этом о своей личной тождественности, и он утверждал, что в эти минуты он проникался непоколебимым убеждением в бессмертии и реальности своего существования, как живой души, независимой от тела.
Мы лично не одобряем этого способа «вторжения в Царство», а предпочитаем, чтобы развивающийся духовный разум постепенно проливал свет в поле сознания. Это мы считаем лучшим путём, хотя многие учителя йоги думают иначе и обучают своих учеников упражнениям, рассчитанным на то, чтобы вызвать развитие духовного сознания. Но это ни что иное, как только различие во взглядах на методы, и мы не желаем навязывать свои взгляды нашим ученикам и заставлять их следовать нашему методу, если они предпочитают другой.
Одно из наиболее целесообразных и разумных упражнений йоги, содействующих духовному развитию, мы приводим ниже.
